На сколько быстро Занзас несся по этим коридорам с утра - на столько медленно он вышагивал сейчас. Разногласия с самим собой уладились получилось в первые же час-полтора, но возвращаться в родные пенаты мужчина не спешил. На кой, спрашивается, надо,  если вместо этого можно хорошо поесть, насладиться качественными напитками, пощупать хорошеньких девочек, просто покататься по городу, наконец. Смотря на удивительное сочетание его красот и нищеты. Вспоминая и жестоко улыбаясь. И о чем это он когда-то в детстве мечтал?
В кои-то веки было свободно и хорошо. До тех пор, пока Занзас не распахнул дверь спальни. Первый привлекший внимание факт – пахло виски. Второй – на его кровати лежала баба. Такой поворот событий даже не удивил. В какой-то момент он прикинул, что бы делал сам и понял, что обустраивать себе новые комнаты не стал бы точно. Скорее бы подвинул вторую ипостась. Логично предположить, что девка делает то же? Хотя, сваленные в кучу собственные костюмы стали сюрпризом.
Усмехнувшись, Занзас зашел наконец в помещение, сразу кинув пиджак на спинку кровати и расстегивая пуговицы на рубашке . Не ускользнула от внимания форма разлегшийся на кровати… дамы. Оно впечатляло. Действительно. Пожалуй, больше чем девочки, не так давно мелькавшие перед глазами. Но что б проявлять бурный восторг мужчина слишком устал, и был слишком доволен. Да плюс третий пункт. Взевив за и против он решил, что данное создание куда удобнее воспринимать как разновидность себя, любимого. Но не бабы. Последнее порождало слишком много проблем. И обязательств. Он не был горячим приверженцем традиций, но место женщины в мире знал абсолютно точно. Следовательно, если дама еще не выбрала, заместитель она босса или просто сексуальная тушка – напрасно. Одной жопой на двух креслах усидеть не удастся ни кому, даже при таких формах.
- Женщина, а просто заказать новый шкаф в твою голову не пришло?
Куча его одежды на полу Занзаса не смутила. Поднимут, приведут в порядок, новую закажут. Имеет значение только результат, а он будет. Но решение проблемы было действительно не тривиальным и равновероятно могло значить две вещи. Либо баба глупее его, либо таким образом вымещала злость.
Усмехнувшись собственным мыслям ,итальянец замер у кровати, задумчиво глядя на женскую ипостась.

Холодный тон и совсем уж ледяной взгляд были последним, чего Занзас ожидал. Подсознательно он был готов обнаружить, что срочно вызванная бригада занимается ремонтом его штаба. Не удивился бы узнав, что женщина исчезла так же таинственно, как и появилась. Был даже морально готов обнаружить на своей кровати какое-нибудь непотребство с женской ипостасью в главных ролях. Единственное чего не ждал - это холодный, безразличный тон. Как услужливо подсказала память, похожий на тот, которым он в начале дня общался с полоумной акулой.
Это все было странно, не понятно и порядком обескураживало. Да, он решил, что "жена" итальянца всегда должна знать свое место, указывать на которое разновидности самого себя было бы нонсенсом. И исходя из этого очень логично заключил, что отношения с этой дамой следует свести в сугубо деловые, что б ни у какого идиота вопросов не возникало и безобразная сцена из кабинета не повторилась. Это умозаключение далось легко, было просто и понятно. Пока вокруг щебетали две рыженькие девочки, скрасившие его вечерний досуг. Но разбилось в дребезги стоило увидеть женщину, судя по всему додумавшуюся до того же. Изумление, с которым Занзас встретил взгляд второй ипостаси, сменилось недовольством. Если ревновать и устраивать перетягивалку с рыбьим мусором чувство собственного достоинства просто не позволяло, то сейчас в игру вступила мужская гордость, уязвленная таким пренебрежением. Ведь одно дело, когда ты отказываешь от женщины и совсем другое, когда она от тебя.
- Ты прекрасно могла отдать этот приказ сама, я ведь сказал, что предоставляю свободу действий.
Еще Занзасу совершенно не нравилось, как женщина методично опустошает бутылку мелкими глотками. Будь он менее эгоистичен, вероятно, задумался бы, что в таком ракурсе можно понять периодически проявляемое подчиненными беспокойство о нем, едва ли сам в подобные моменты выглядел лучше. Но что там думают и делают другие мужчину не волновало, только поведение женской ипостаси и его первопричины. Естественно, о том, что утром скинул с себя и послал бабу к черту он и думать забыл, помнить всех оскорбленных запоминалки не хватит. Так что к изголовью кровати Занзас шагнул без какого-либо отголоска чувства вины, но с любопытством и настороженностью, неизменно просыпавшейся, когда Альтер эго находилось рядом. Наклонившись, он одной рукой уперся в стену, а второй перехватил бутылку, когда она начала в очередной раз подниматься вверх. Другой, вероятно, разродился бы ворохом вопросов что, зачем и почему, Занзас же просто внимательно смотрел на женщину, сохраняя верность привычке не высказывать очевидное.

Занзас почувствовал неладное, едва только баба начала щуриться и выразительно потягивать носом. Что бы это принюхивание не значило, хорошим он кончиться не могло, однозначно. Хотя как приятно было бы в данном случае ошибиться. Что ж, ему не понравилась холодность женщины? Проси и получишь. В следующий миг пришлось поспешно делать шаг назад и пригибаться, пропуская кинутую бутылку над головой.  Стеклотара с трагичным звоном разбилась где-то позади, вероятнее всего о шкаф. А это значило, что скинутая форма восстановлению теперь точно не подлежит. Но это было последним, что на данный момент мужчину волновало. Куда интереснее представлялось увернуться от телефона, который он имел обыкновение использовать по утрам, когда компактный переносной вариант еще покоится во внутреннем кармане кителя и подниматься за ним категорически лень.
Реакция женщины была неожиданна. Во всех смыслах этого слова. Занзас подозревал, что на что-то данное существо разозлиться может, но впасть в такую ярость просто потому, что он расслабился и трахнул пару девочек? Это было уже что-то ну очень новое.
Вопрос где он был вызвал вполне логичное желание послать девку нахрен, но следующая фраза моментально сбила с мысли, оставив разве что глазами растеряно хлопать. В переносном смысле. Нет, прошлая ночь была хороша. Очень даже. Пожалуй, его же Альтер эго было лучшей женщиной, с которой итальянец когда-либо спал и сегодняшние девки ни в какое сравнение не шли. Но рассматривать это как какой-либо залог для верности?
Вашу ж мать, сказать кому, что с самим собой может быть так сложно – не поверят. При этом, что конкретно имеет смысл сделать Занзас категорически не представлял. Дать по роже или сразу пристрелить, как поступил бы с обыкновенным обнаглевшим? С собственной ипостасью казалось нонсенсом. Да и какие-то подсознательные инстинкты были категорически против лупцевания бабы официально ему не принадлежавшей.
Проследить за полетом мысли он уже даже не пытался, все что несла собственная ипостась было где-то вне приделов его понимания и вызывало только искреннее недоумение. В общем-то, заворачивая дом терпимости, он и не думал о реакции женщины на этот факт. А если б вдруг задумался, даже представить не смог бы такого размаха.
Но Занзас молчал, пропуская слова мимо ушей и внимательно следя за движениями девки. Не напрасно. Характерный жест, с которым он отправлял врагов на тот свет, итальянец узнал сразу и ничтоже сумящесь вскинул руку на встречу, отвечая чужому потоку пламени собственным. Грохнуло, по комнате прошелся горячий воздух. Не дотягивающий силой до ударной волны, но ощутимый. Подпалины и трещины в поле с потолком всем видом намекали, что искать новую комнату придется уже обоим, но Занзас не тратил времени на изучение последствий. Вместо этого мужчина метнулся к кровати и перехватил руки женщины, переплетая пальцы и впечатывая их в матрас ладонь к ладони. Если вздумает еще использовать пламя, он вновь ответит тем же и оба останутся калеками. Хотелось хорошенько тряхнуть женскую ипостась, но третьей руки у него, увы, не было. Так что пришлось ограничиться мрачным взглядом и уже самому прибавить в голос льда.
- Женщина, ты рехнулась? С кем спать мое дело и тебя не коснется до тех пор, пока замуж не позову.

Можно сказать, что данная грудь за минувшие сутки Занзасу стала как родная. Причин, по которым бабе так нравится тыкать его носом в свои красоты итальянец в упор не понимал, но сам факт из достаточно приятного уже превратился в откровенно раздражающий. Подаваясь назад, он с огромным трудом подавил желание от души укусить за данную выпуклость, что б в следующий раз не повадно. Подавил не потому, что жалко стало, девка-то заслужила. Но опускаться до ее методов виделось ниже собственного достоинства.
Стоило на секунду отвлечься, и ему более чем чувствительно заехали острым носком под коленку, от чего Занзас озверел окончательно, мешая ругань на итальянском и японском в одну кучу. Причем тут японский? Привычка, выработанная за время общения с Савадой.
Не желая получить и второй удар, он прижал женщину крепче, впервые пожалев, что статус и деньги решали проблемы с женщинами автоматически, и насиловать ни кого не приходилось. Знал бы хоть как этих бестий правильно удерживать, что б не рыпались.
- На горизонте у меня появилось два обнаглевших засранца, возомнивших, что я должен сидеть и что-то им доказывать.
Женщина внезапно затихла, и Занзас воспользовался моментом, скрестив ее руки над головой и перехватывая одной рукой за запястья. Благо, соотношение габаритов позволяло. Сзади зашуршало, и итальянец резко обернулся, готовясь отражать новую угрозу. Которой, разумеется, на было. Просто с потолка сыпался не переживший знакомства с пламенем гнева обугленный камень. Прямо в обширную дыру, прожженную в его любимом ковре. Вопреки логике картина разрушений, в которых безусловно виновата баба не вызвала нового прилива злости. Напротив, он начал успокаиваться. Ситуация показалась даже смешной. Не логично ли было предположить, что при встрече двух Занзасов пострадают все окружающие в радиусе километра? Логично более чем. На практике в жертву идет исключительно его имущество и нервы бабы.
Ухмыльнувшись мысли, итальянец вновь повернулся к женщине, только сейчас обратив внимание на блестящие в ее глазах слезы.
- Блять.
Коротко и емко. Сначала его ипостась спит с его же капитаном, потом закатывает сцену ревности, а теперь еще и плакать собралась. Как любой нормальный мужик, что делать с подобным явлением он не знал и вообще сразу ощутил себя крайне не уютно.
- Женщина, не смей реветь. Ты нас позоришь.
Определенно, не лучший экспромт в его жизни. Но говорить Занзас постарался помягче. Честно постарался. Что получилось уже вопрос другой.

Когда-то Занзас думал, что в свое время вполне может жениться и завести семью. В своем понимании, разумеется. Девку подберет подходящую, что б лишний раз на глаза не попадалась и сидела тише травы, но обладала достаточным набором качеств для появления на свет сильного наследника. Почему бы нет, через пяток-десяток лет вполне можно было подумать о том, что б соблюсти традиции родины. Но сейчас, глядя на лежащее под ним воплощение вселенской обиды, четко понял: ни за что и ни когда. Нахрен надо, если уж собственная ипостась такие номера откалывает. При виде дрожащих плечиков и струящихся по щекам слез возникало ощущение, что он отнял конфетку у невинного ребеночка и надругался над ним самым суровым образом. В полной мере ощутив себя злобным педофилом Занзас отпустил руки женщины и сел на кровать, глядя на плачущую исподлобья. Ни в чем виноватым он себя по-прежнему не считал, и извиниться даже мысли не было, но определенную ответственность за происходящее итальянец ощущал. И если пристрелить ту же гипотетическую девочку он мог бы без проблем и угрызений отсутствующий как класс совести, то убегать от ответственности было уже не по-мужски. Имелась проблема, и следовало ее как можно скорее разрешить. Кинув на женщину последний взгляд, Занзас хмуро бросил:
- Лежи здесь
поднялся и вышел из комнаты. Как и ожидалось, зал с камином, где он любил иногда сидеть общему разрушению еще не подвергся. Придирчиво изучив цветы, присутствующие на не высоком столике как элемент декора и меняющиеся прислугой каждый день он отобрал из общего вейника три ярко красных разы и направился к мини бару. Оттуда была извлечена бутылка дорогущего ликера, то ли шоколадного, то ли кофейного, то ли вообще мятного, некогда презентованная ему главой одного из сотрудничающих семей. Сам Занзас напитки подобного рода не переносил, но бабы на то и бабы, что б сладкое любить. В качестве последнего штриха мужчина, скрепя сердце, вынул из кобуры один пистолет, немного подумал и перевязал стянутым с шей галстуком  на манер подарочной ленты.
Все это заняло около пяти минут, по истечении которых Занзас вновь появился в спальне. Убедившись, что баба на той же стратегической позиции и до сих пор всхлипывает итальянец решительно шагнул к кровати и сунув цветы, выпивку и пистолет с бантиком Альтер эго под нос требовательно произнес.
- Женщина, прекращай плакать.

Занзас с неприятным изумлением отметил, что пока баба находилась в своем мире, общаться с ней было куда как легче. Сейчас же на одно слово получаешь в ответ десять вопросов, требований и рассуждений. Он склонил голову на бок, внимательно глядя на женщину явно не довольную и не считающую нужным это недовольство скрывать. Мелькающая в глазах озабоченность ситуацией уходила, сменяясь привычным холодным равнодушием. Что ж, он сам дал повод себя унизить, а глупость наказуема.
- Вряд ли, со шлюхами я расплачиваюсь деньгами, а не подаренной на хренов юбилей выпивкой.
Голос звучал мрачно, чуть более хрипло, нежели обычно. Занзас получил ценный жизненный урок, раньше его мужскую гордость не задевали, и это оказалось на удивление неприятно и злило не меньше напоминаний о старых проигрышах.
На долю секунды в ладони полыхнуло пламя, сжигая несчастные розочки. Приятный аромат, начавший было распространяться по помещению, сменился запахом горящей травы.
- Завтра организую тебе личную комнату.
Бутылка выскользнула из пальцев и покатилась по смягчившему падение ковру. Эмоциональный всплеск сменился усталостью, и мужчина широко зевнул, поднимаясь. Обошел кровать вокруг, на ходу расстегивая пуговицы на рубашке, и улегся на сухую половину, не утруждая себя дальнейшим раздеванием. Закрыл глаза, поворачиваясь на бок. Мальчишеская обида, но не смотреть на женщину ни слышать ее не хотелось.

Едва женщина открыла рот, Занзаса одолело дикое желание ее заткнуть. Хоть как-то. Чем-нибудь. Немедленно. Сколько, в конце концов, можно, он устал физически и морально. Но чужие слова помимо воли усваивались, доходили до сознания, и порыв сам собой улегся. Ну надо же. При упоминании эпизода из детства мужчина брезгливо скривился. Пони и извращенцев он не любил в равной степени, и хорошо еще воображение было не достаточно живым, что б представить на данном месте самого себя.
"Замолчи. Заткнись уж, мать твою."
Но нет, словесный поток не думал останавливаться и с каждой новой фразой итальянец чувствовал, как без того давящий на грудь камень прибавляет в весе. Он чувствовал себя виноватым? Не-ет.
Резко поднявшись, Занзас в упор уставился на женщину. Заплаканную, уставшую, надирающуюся в кресле коньяком. Он чувствовал себя дерьмом, полным и абсолютным. На окружающих всегда было плевать, но доводить собственную же ипостась до подобного состояния он не хотел. Скорее даже наоборот. Однако.
“Да, охренеть как я с девками обращаться умею”
Алкоголь уже выветрился, оставив после себя неприятную тяжесть и сонливость. По опыту Занзас знал, что теперь пытаться заново напиться бесполезно, не достигнешь ни чего, кроме тошноты. Голова ныла, и он с силой потер лицо рукою, освобождаясь от накатившей сонливости.
Позицию женщина заняла не удобную. Говорить сидя на кровати – далеко. Рядом примоститься некуда. И, преодолев разделяющее расстояние, Занзас просто присел на корточки, перекатываясь с пятки на носок и спокойно глядя на испостись.
- У меня вышло скорее забавно. Старый пень захотел приучить к ведению переговоров, а оппонент решил, что взять заложника выгоднее, чем договариваться.
Мужчина хмыкнул, вспоминая давнюю историю и морду Девятого.
- Больше дипломата сделать не пытались.
Прелюдия к разговору закончилась, и Занзас вновь замолк, тщательно выбирая слова.
- Послушай, женщина. Я не собирался убивать тебя или причинять какой-либо вред.
Слова давались тяжело. Слишком уж не привычно было идти на контакт и объяснять свои намеренья. Но направление было выбрано верно. Слабак? Подкаблучник? Занзас всегда делал то, что хотел сам. То, что считал нужным. И изначально ему хотелось об этой чертовой, путающей все карты бабе позаботиться. Пусть и на свой собственный манер, сознавая, что куда как легче было бы пристрелить. В конце концов, какого хрена? Не мужик ли он, что б обеспечить комфорт первой возымевшей значение бабе?
- Но тебе следует определиться, считать ли мне тебя своей женщиной или деловым партерном.
Занзас последний раз качнулся и замер, хмуро глядя на лицо оппонентки. Голос впервые зазвучал сухо.
- А как выберешь, перестань сомневаться во мне. Это вносит разлад.
Сам итальянец предпочел бы первый вариант. Он хотел эту женщину для себя, но повадки предаются в крови. Что-то доказывать же было ниже уровня самоуважения.

К слову, шлюхи-то были как раз и не дешевые, а совсем даже наоборот. И чем факт их посещения так ранил женщину, Занзас до сих пор не понял, и едва ли когда-нибудь поймет. Ну не думала же она, в самом деле, что мальчиком вчера достался. Глядя, как стремительно пустеет бутылка, он нахмурился. Что-то в происходящем надо менять, определенно. Ибо если так пойдет и дальше мало того, что останется без половины интерьера и убьет к черту нервы, так за пару месяцев и спиться не долго. Образцом трезвости он, конечно, ни когда не был, но за последние сутки они на двоих вылакали недельную норму.
Отсутствие прямого взгляда не смущало, Занзас прекрасно знал, что женщина все слышит и анализирует, только вывод к которому она пришла был несколько неожиданным. Во всяком случае, ему в голову не приходило, что часть вины лежит на собственных плечах. Это же взбалмошная баба то чего-то требует, то его пытается на место поставить с потрясающей наглостью, то внезапно вспоминает к какому полу принадлежит и впадает в истерику, по-другому и не назовешь. Еще часть вины можно свалить на бесполезную акулу, с ходу отнесшуюся как к пустому месту именно к нему и посеявший этим сомнение в контроле над ситуацией. С сопутствующим желанием всех построить и нагнуть.
Алые глаза были похожи на его, но все же отличались. Было в них что-то такое, чего мужчина ни когда не видел и не увидит, глядя в зеркало. И варианта было в итоге два, оба простые по сути, но сложные для исполнения. Либо принять это отличие, послав к черту теорию о собственной непогрешимости, на которой большей частью основывалось мировоззрение. Либо нет.
Ноги со спиной начали затекать в не удобной позиции, и Занзас поднялся, не отрывая от женщины внимательного, задумчивого взгляда. Посетили ли его сомнения? Скорее уж прочно обосновались, слишком сильна была привычка смотреть на окружающих свысока и баб как что-то разумное не воспринимать. Действительно, его ошибка. Даже две. Ждать, что проблема как-то уладится сама собой, было глупо и совершенно для него не характерно. Хорошая в итоге получилась шутка, принципам изменил, да не тем. А теперь вообще ударился в само копание вместо того, что б точно понять чего хочет, получить и более из рук не выпускать, как всегда и делал.
- А ведь надо еще придумать, как друг к другу обращаться.
Едва заметно усмехнувшись, Занзас подался вперед, опираясь на ручки кресла, и поцеловал женщину. Уверенно, напористо, но без особой, кажущейся сейчас лишней страсти.
Заявляя определенные права. И ожидая их подтверждения.

Все же, целовалась женщина действительно хорошо. Даже уставший и чувствующий себя вполне удовлетворенным за день Зазнас почувствовал легкое возбуждение, но контакт прервался прежде, чем оно переросло в нечто большее. Даже отстранившаяся первой женщина оставалась на столько близко, что губы почти соприкасались, и итальянец чувствовал аромат коньяка в обдающем его горячем дыхании. Губы тронула очередная усмешка. Что ж, логично. Эту бабу еще нужно завоевать. То, что он не устраивал сцен, вовсе не значило, что фраза о сексе с бывшим в его подчинении блондином забылась. Это было странно. Сам он был уверен, что не позариться на акулу с сиськами, появись она хоть в неглиже и бутылкой любимого сорта виски. Нет, нет и нет. Его отношение к подчиненному было слишком четким. А здесь, внезапно, такой нонсенс. И кто бы мог подумать, что будет однажды соперничать за женщину с рыбьим потрохом?
Хотя нет, соперничество слово не верное. Но более удачного подобрать с ходу он не мог.
- Я скорее буду сидеть на раскладном стуле, чем кого-то назову, заинькой, кисонькой, слоником, жирафчиком или еще какой-то поебенью.
Смеяться итальянец и не думал. У него ведь тоже в няньках ходил Девятый и приступами отцовской любви, от которых до сих пор с души воротило, не обделили.
Однако данное согласие мысли, что как-то обращаться все же надо не отменяло. Занзаса не напрягало, что кого-то придется выкликивать словом “женщина” по факту. Но лично для него слово носило слишком пренебрежительный оттенок, применять который на данной особи совершенно не хотелось. Однако, перебрав в уме возможные варианты ни чего подходящего на ум не пришло. Мать, конечно, руководствовалась своими, логичным основаниями давая ему имя, но уменьшительного к нему не было.
- Ксани?
На ум пришла транскрипция из английского. Языка, который его заставили выучить в первую очередь. В целом не плохо и даже чем-то напоминало итальянское “Сани”, сокращение от Сантьяго.
Стоять полусогнувшись было не многим удобнее, чем сидеть на корточках и Занзас подхватил женскую ипостась под мышки, поднимая с кресла и делая пару шагов назад. Уселся на кровать, размещяя бабу на одном колене и только после этого отпустил, давая волю устроиться как хочет.

Женщина наконец затихла, найдя оптимальное положение и Занзас ощутил некое подобие умиротворения, посещавшее раз в два-три года. Подумалось даже, что когда разберутся, кто стоит за бабским нашествием и вернут всех на место можно будет завести в особняке Что-нибудь из семейства кошачьих, помимо Бесты.
- Мусору и утреннего спектакля хватит за глаза.
В голосе прозвучало легкое недовольство, но досадовал мужчина скорее на себя. Сорвался ведь как мальчишка, день потерял. А работы непочатый край. Впрочем, ни куда подчиненные отбросы не денутся, восстановить дисциплину можно будет и завтра. В четыре руки. И разбираться с происходящим наконец начать. Задумчивый взгляд скользнул по разгромленной комнате и остановился на кровати, покрывало которой украшала пара отчетливых следов. Часть от его ботинка, а часть размрчиком поменьше. От них внимание само переключилось на оставившую их ногу и деловые мысли отошли на задний план. Рука сама собой потянулась вниз, не желая лежать на талии смирно. Усталость насыщенного, но в целом не обременительного дня сошла на нет, женщина хоть и лежала смирно, исходящие от нее тепло и энергия бодрили не хуже кофеина.  Пройдясь по линии чулка, пальцы скользнули под узкую юбку, поглаживая округлость бедра. Второй рукой мужчина не спешно расправлялся с пуговицами на блузке с легким изумлением отмечая, что при явном натяжении верхние еще не поотлетали. Коснулся губами не прикрытого волосами участка шеи, усмехнулся, почувствовав знакомый аромат собственного мыла. Прикусил, оставляя покрасневший след. И не смог удержаться от вопроса, который пообещал себе не задавать еще утром.
- Ты действительно спала с рыбьим потрохом?

Правду говорят, что многие знания таят многие горести. В целом, Занзас сам не смог бы объяснить, на кой черт понадобилось это сейчас спрашивать. Самодовольная рожа мечника, явно открывшего новые горизонты в отношении с начальством и так говорила сама за себя. Но все же услышать подтверждение и с другой стороны что-то внутри требовало. Проснувшийся на третьем десятке мазохизм, не иначе. Сразу отреагировать на заявление и взгляд василиска, которому отдавили хвост, не вышло по банальной причине. Резкий толчок привел к падению, а аккомпанементом к падению стал глухой звук удара, с которым соприкоснулись затылок мужчины и оказавшаяся на траектории спинка кровати.
К счастью, череп у Занзаса был крепким, и дезориентация длилась всего пару секунд, по истечении которых итальянец резко дернулся, принимая вертикальное положение. Пальцы сжались на плечах женщины с такой силой, что побледнели от напряжения. Две короткие фразы вызвали всплеск абсолютной злости, отчетливо читающийся в горящем взгляде, на исказившей лицо гримасе.
- До чего ему повезло, что теперь есть готовый заняться обучением босс.
Голос звучал сдавлено, на столько хрипло, что слова едва можно было различить. И это звучание мгновенно отрезвило мужчину. Вспомнилось, о чем думал, стоя перед креслом. К чему пришел. Медленно разжав пальцы, Занзас глубоко вздохнул, беря себя в руки. Трудно, но ему не в первой. Главное напомнить себе, что классические сицилийские сцены ревности всегда считал уделом дураков. Раза три – четыре напомнить, а лучше прикрыв глаза повторять как мантру.
Когда Занзас вновь посмотрел на женщину, взгляд был мрачным и тусклым, но ярость ушла. Она признала его, он признал за ней право на свободу. Все по-честному, на сколько данное понятие вообще применимо к людям их класса. Погладив места захвата итальянец резким движением скинул с женщины рубашку и прижал ее к себе то ли целуя, то ли кусая. Грубо и страстно, злость тоже не плохо возбуждает.

Та женщина напоминала стихию, необузданную и непредсказуемую. То нежная, то злая. Тихая, как океан перед штормом и неукротимая, как вздыбившаяся волна. Во всяком случае, так описывал свою возлюбленную некий полумифический мореход не чуждый поэзии. Занзас был прозаиком, громкие слова одобрял только в поединках и под словом любовь подразумевал трепетные чувства к вкусной пище и качественной выпивке. Почему, и мысль появившаяся у него звучала куда как менее вычурно.
"Чертова баба уже определится?"
Энтузиазм, с которым реагировала на его действия Ксани радовал, но стоило войти во вкус, как в плечи упирались ни хрена не нежные ручки. Можно засчитать за своеобразную игру, только вот настроение у мужчины игривым вовсе не было. Впрочем, на какой-то миг он застыл, завороженный. Непередаваемая гамма эмоций в голосе женщины ласкала слух, заставляла хищный интерес разгореться. Все же, из возраста, когда одного вида груди достаточно для трещины в самоконтроле он давно вышел, а вот подобный коктейль, неожиданный и от того еще более приятный давал эффект. Распусканию рук он не препятствовал, итальянец начал даже потихоньку привыкать к манере женщины запускать пальцы в чужую шевелюру и устраивать мелкие пакости, вроде неожиданных укусов. Зная собственную натуру – главное, что б пакостями крупными не озаботилась.
Занзас за всю жизнь столько не целовался, сколько за эти сутки. Но ему нравилось, и прервать ппроцесс даже не пытался, вместо этого стянув с плеч уже свою рубашку. Промокшую от пота и откровенно мешающуюся. После руки уже почти привычно заскользили по женскому телу. Гладить кожу было приятно. Ткань юбки – нет, и Занзас в нетерпении рванул тряпку, отправляя и дня не прожившую часть гардероба к праотцам. Со стороны Альтер эго вообще было весьма не предусмотрительно оставлять процесс раздевания на его долю. Спокойствием вариец и в обычных ситуациях не отличался, зачастую предпочитая просто выдрать пуговицы своей рубашки, чем потратить минуту перед сном и расстегнуть. Поцелуй прервался лишь когда итальянец почувствовал, что шум в ушах следствие не столько искреннего желания, сколько нехватки кислорода. Толкнув женщину на поверхность кровати Занзас, потянулся, было к ремню на брюках, но замер, разглядывая женскую ипостась. И без того шикарное тело в подчеркивающем формы гарнитуре было волнующим. Влекущим. Но вместе с оставшимися на женщине черными чулками и высокими сапогами действовало как удар обухом по голове.

Слова потерялись где-то на пол пути между губами женщины и его ушами. То есть, в целом, что от него чего-то хотят Занзас, пусть и с опозданием, понял. А вот чего конкретно и зачем как-то ускользнуло, так что в ответ мужчина лишь моргнул, одарив женщину расфокусированным взглядом. Оказавшиеся на поясе пальцы вызвали куда больший интерес, в первую очередь потому, что были своевременны. Давление плотно сидящих брюк на напрягшийся член едва ли можно было назвать приятным. Впрочем, дальше ремня и расстегнутой ширинки дело не пошло, а вертеться на кровати ужом, выпутываясь из брюк, и кроя матом так и не снятые туфли мужчина не собирался. В целом, так сойдет. Другое дело, что внезапно захотелось получить от любовницы что-то большее, чем укусы-дерганья.  Ее тяжелое, шумное дыхание, бесспорно, было приятно, но скорее распаляло, нежели приносило удовлетворение моральное или физическое. Редко разменивающийся на секс, представляющий что-то больше чисто технического процесса, Занас любил чужие ласки и старания женщин доставить ему удовольствие, неизменно сопровождающиеся азартно – вопросительным огоньком в глазах. Но на нет и суда, как известно, нет.
Вновь прижав приподнявшуюся женщину к себе, Занзас впился в губы очередным поцелуем, во вкус которых он явно вошел. Руки все так же блуждали по телу, где-то сдавливая, где-то гладя осторожно, почти мягко. Но попыток разорвать очередной комплект белья или высвободить дамскую ножку из сапога Занзас не предпринимал, и предпринимать не собирался. Более того, прояви женщина инициативу в данном вопросе – пресек бы. Вид Ксани буквально свел с ума, заставил мозг попросту выключиться и абстрагироваться от процесса. И это было более чем ново, с “подружками на ночь” он подобного себе не позволял всегда помня, что любая может быть послана по его душу и иметь в загашнике припасенный ножичек. Не большой, но острый. Как раз годный для переправки в лучший мир потерявшего голову от страсти мужика. До сего дня, такие номера с Занзасом не проходили, а потенциальные орудия убиения коллекционировались. Чем не своеобразное хобби?
Сейчас здравые мысли, с инстинктом самосохранения, обнявшись отправились к черту и оторвавшись от поцелуя задыхающийся мужчина разместил ладони на загривке и животе женщины, обхватив в своего рода объятии. Надавил достаточно спокойно для ситуации, но твердо, поворачивая Ксани к себе спиной и заставляя нагнуться. Бывшая на шее руака переместилась на порывало, давая точку опоры. Вторая скользнула к бедрам, сдвигая вызывающе алую ткань трусиков в сторону. Вошел мужчина так же, как целовался. Резко и грубо, тяжело дыша сквозь сжатые зубы.